1. a-на a-лaх до-дэх
a-я-фa ба-на-шuм
a-на па-нa до-дэх
у-нэ-вак-шэ-ну и-мaх
Куда твой милый ушел,
подружка-краса?
Куда твой милый пропал?
Поищем с тобою его.
2. до-дu я-рaд лэ-га-нo
лэ-а-ру-гoт a-бo-сэм
лир-oт ба-га-нuм
вэ-лил-кoт шо-ша-нuм
Милый спустился в сад,
где душистые травы,
в садах любимый пасет
и лилии собирает.
На простой вопрос о том, где искать любимого (по ее же просьбе), девушка отвечает в форме поэтической гиперболы: мой друг, бродя со стадом по горным пастбищам, навещает и свой сад, заветное место – плантацию благовонных растений, он собирает там лилии, пасет свое стадо (а может, и пасется сам, ведь он похож на молодого оленя), но вам, подружки, увидеть его не дано. Возможно, ее одолевает ревность, и она противится тому, чтобы подружки встретились с ее возлюбленным. Для религиозного комментатора, выделяющего из прочих садов "Его сад", то есть Храм, заведомо ясно, что истинного Суженого увидеть нельзя.
***
3. а-нu лэ-до-дu
вэ-до-дu лu
a-ро-э ба-шо-ша-нuм
Мой друг – для меня,
а я – для него,
пасущего среди лилий.
Существует мнение, что именно этим стихом, последним в диалоге девушки с подругами, следует завершать пятую главу. Ведь в следующем стихе ситуация уже иная – исчезают "девушки Иерусалима" и появляется юноша с новыми речами. Неужто составитель поэмы этого не сделал оттого, что шестая глава – самая короткая в поэме, в ней всего 12 стихов, и без трех начальных была бы она и того короче? Не станем пренебрегать этим объяснением, но есть и другие: например, если бы шестая глава начиналась прямо с 4-го стиха, то юноша как бы возникал сам по себе, по собственной воле; при настоящем же (общепринятом) делении на главы юношу как бы вызывают слова девушки из 3-го стиха.
***
4. я-фa aт ра-a-я-тu кэ-тир-цa
на-вa ки-е-ру-ша-лa-им
а-ю-мa ка-нид-га-лoт
Ты хороша, как Тирцa, подруга моя,
как Ерушалаим прекрасна,
величава, как звезды в небе.
Налицо перемена: прежде в хвалах юноши сравнения возлюбленной были полны прелести – голубки (гл. 1, ст. 15), цветы (гл. 2, ст. 2), а в этом стихе от сравнений дух захватывает: любимая великолепна, словно столичные города Тирца и Иерусалим, и даже как небесные светила!
Примечание: а-ю-ма – грозная, внушающая страх, но также высоко ценимая, почитаемая; нид-га-лот – осененные знаменем, т.е. войска в парадном строю, здесь же речь идет о воинстве небесном.
***
5. a-сэ-би эй-нaйх ми-нэг-дu
шэ-эм uр-u-ву-ни
са-э-рэх ке-э-дэр a-и-зuм
шэ-га-лэ-шy мин-a-гил-aд
Глаза свои отведи,
от них я в смятеньи,
твои волосы – козье стадо,
что скатилось с высот Гилада.
6. ши-нaйх кэ-э-дэр a-рэ-хэ-лuм
шэ-а-лy мин-a-рах-цa
шэ-ку-лaм мат-и-мoт
вэ-ша-ку-лa эйн-ба-эм
Зубы – гладкие овцы
после купанья,
овечки – одна в одну,
без изъяна.
7. кэ-фэ-лах a-ри-мoн ра-ка-тэх
ми-бa-ад лэ-ца-ма-тэх
Половинкой граната щека
из-под кудрей.
То ли слишком долгой была разлука, то ли по иным причинам (запретность плода?), но юношей овладела робость, невозможно ему вынести взгляд девушки. Он отводит глаза, взгляд скользит по ее волосам, губам, вискам… В смятении чувств он повторяет, как заклинанье, сказанное им раньше. Так в последних трех стихах повторены строки из гл. 4, ст. 1 – 3.
Другая версия: вельможа, опытный в любви, пытается вызвать ответное чувство у молодой красавицы, недавно появившейся у него в гареме и полюбившейся ему.
***
8. ши-шuм э-мa мэ-ла-хoт
у-шмо-нuм пи-лаг-шuм
ва-а-ла-мoт эйн мис-пaр
Вот шестьдесят цариц
и восемьдесят наложниц,
и девушкам нет числа.
В четвертом стихе этой главы упомянуты обе столицы: и Тирца, и Иерусалим, и это наводит на мысль, что под царицами и наложницами подразумеваются не только женщины из гарема Соломона, но и все красавицы Израиля и Иудеи, а под девушками, которым "нет числа", – все девушки страны.
Шестьдесят цариц и восемьдесят наложниц (двадцать, умноженные на три и на четыре), а также бесчисленность девушек служат приемом количественного преувеличения, который мы встречаем и в других библейских книгах. Разрешение этой поэтической гиперболы мы находим в следующем стихе.
***
9. а-хaт u йо-на-тu там-ма-тu
а-хaт u-лэ-и-мa
ба-рa u лэ-ё-ла-дэ-тa
ра-y-a ва-нoт ва-е-аш-рy-a
мэ-ла-хoт у-фи-лаг-шuм ва-е-a-лэ-лy-a
Она же одна, голубка, дитя,
единственная у мамы,
свет очей родимой своей.
Девушки ее хвалят,
царицы, наложницы славят:
Ни среди известных красавиц, ни между юных девушек нет подобной моей голубке, она одна для меня и единственная у своей матери (ранее недобрым словом упоминались ее братья – см. гл. 1, ст. 6).
***
10. ми-зoт a-ниш-ка-фa кмо-шa-хар
я-фa ка-лэ-ва-нa
ба-рa ка-ха-мa
а-ю-мa ка нид-га-лoт
Не она ли зарделась зарей,
светит луной,
солнцем сияет,
звездами блещет?
В предыдущем стихе говорится о том, что не только у своей матери и у влюбленного юноши наша героиня вызывает восхищение, но ее хвалят царицы с наложницами; здесь девушки Иерусалима поют ей величальную песню, в которой подхвачен образ света из предыдущего стиха ("свет очей родимой своей"), а четыре составляющие сложной метафоры взяты с небес, и все светят.
***
11. эль-ги-нaт э-гoз я-рa-дэ-ти
лир-oт бэ-и-вэй a-нa-хал
лир-oт a-фар-хa a-гэ-фэн
э-нэ-цу a-ри-мо-нuм
В ореховый сад сошла я
посмотреть на тростник у ручья,
посмотреть – зацвела ли лоза,
завязался ль гранат.
В любовной поэзии Древнего Востока строка "милый спустился в сад" (гл. 6, ст. 2) несла в себе эротический смысл. Девушка также спускается в сад, но здесь и в следующем стихе этот образ приобретает дополнительное содержание. Ореховым садом называли несколько плодовых деревьев и кустов рядом с домом и среди них – высокое ореховое дерево; в арабских деревнях по сей день можно найти такие "бустаны". Судя по всему, девушка вышла из дома к старому ореху, видит хорошо знакомую идиллическую картину густых зарослей у ручья, виноградной лозы, граната, но душа ее далека отсюда.
***
12. лo яд-a-ти
наф-шu са-мaт-ни
мар-кэ-вoт а-мu на-дuв
Себя позабыла,
сердце свое положила
славному на колесницу.
Из состояния любовного транса (…я любовью больна) нашу героиню прежде выводили девушки Иерусалима ( гл. 2, ст. 7; гл. 3, ст. 5; гл. 5, ст. 8), чему она противилась, заклиная их не будить, не тревожить любовь. Сейчас девушка, будто во сне, будто в опьянении ароматами цветущего сада, не знает, гдe она и что с ней происходит. Затем следуют две строки, возможно, самые загадочные во всей поэме: когда девушка очнулась от забытья, она чувствует, что душу свою, всю себя положила на колесницу того, кто назван а-мu на-дuв, что буквально означает "щедрый, великодушный к моему народу". Различные варианты этого словосочетания упоминаются в библейских книгах в смысле "благородный, знатный человек, вельможа, знаменитый в народе" и даже "царь". Оно перекликается с мужским еврейским именем Аминадав. Может быть, так зашифровано имя ее возлюбленного?
Некоторые сторонники драматической версии усматривают в этом эпизоде момент похищения девушки царскими слугами.