Рабби Шломо Ицхаки (РАШИ, 1040 – 1105) – крупнейший комментатор Талмуда и Библии – родился на севере Франции в городе Труа, столице провинции Шампань, в семье ученого талмудиста и образование получил в знаменитых религиозных учебных заведениях Майнца и Вормса. Вернувшись в Труа, он основал свой ешибот, ставший со временем центром еврейской учености Северной Франции и Рейнской области. РАШИ был также раввином в своем городе, однако, по преданию, зарабатывал на жизнь виноградарством и виноделием. Сыновей у него не было, но дочери отличались глубоким знанием Талмуда, одна из них даже помогала отцу в составлении комментариев. Конец его жизни совпал с кровавыми событиями первого крестового похода, в которых погибли многие его ученики и родственники. РАШИ оплакивает их в стихах, выражая соболезнование вдовам и сиротам убитых и сочувствие тем, кто под угрозой смерти вынужден был принять крещение. О последних годах его жизни нет достоверных данных. Предание говорит о том, что он перенес свой ешибот в Вормс; одно из помещений городской синагоги связывают с именем РАШИ (хотя оно построено гораздо позднее). Место его погребения неизвестно.
Язык комментариев РАШИ точен и прост. Бывает, что трудные места объяснены всего одним словом или даже намеком; иногда он умышленно избегает подробного объяснения своей концепции и даже готов признаться в собственном незнании. Пользуясь известными ему источниками, он выбирает из них толкования, которые ближе всего к буквальному пониманию библейского текста, а для объяснения трудных слов и выражений нередко обращается к разговорному старофранцузскому языку или приводит поясняющие иллюстрации. Некоторые из своих трудов он предваряет изложением концепции, на которую они опираются. Вот отрывок из вступления к комментарию к "Песне песен", относящийся к главной героине:
"…несчастная женщина, соломенная вдова, она душой исходит по мужу, надеется на милого, хранит неизменно любовь к нему и сознает совершенные ею проступки; муж сочувствует ей и помнит ее любовь, прелесть юности, красоту и праведность деяний, потому и связан с нею узами сильной любви; знак подает, что из сердца ее не выкинул, услать от себя не услал, и она ему жена, и он ей муж и еще к ней вернется".
Таково, по РАШИ, содержание "Песни песен" в простоте своей (пшат), но идущий вслед комментарий (дугмa – пример, образец) связывает образы поэмы с событиями, описанными Библией, и со страданиями евреев в изгнании (в Древнем Египте и во времена РАШИ). При этом происходит непрерывный диалог между общиной Израиля (девушка) и Богом Израиля (юноша, царь Соломон), связанными между собой узами общности и взаимным соответствием (см. параллелизм сравнений девушки и юноши в начале второй главы: "как роза среди шипов…", "как яблоня в чаще леса…").
Начальные стихи поэмы – это просьба к Всевышнему открыть причину изгнания. Он не дает прямого ответа, но намекает, что нужно следовать путями отцов и учить детей Торе ("…и малых козлят паси у пастушьих шатров"). Лошади и выезд фараона – это упоминание о гибели египетского войска в водах Чермного моря и чудесном спасении евреев, "…золотые подвески в крапинках серебра…" – принятие скрижалей Завета, а свадьба царя Соломона – дарование Торы на горе Синай. Одухотворенность всего сущего, идея духа Божьего (Шехина) находит свое выражение, по РАШИ, во многих образах поэмы: в душистом пучке мирры, что "ночует между грудей", в двойном хороводе ("маханaим"), в котором пляшет Шуламит, в величественном появлении той, которая "из пустыни восходит… в облаке…", в смертельном могуществе любви и адском ужасе ревности. К этому примыкают образы Храма: стих "…кровлей нашего дома – кедры, стенами – кипарисы" соответствует началу его возведения, "паланкин себе сделал царь Соломон…" – завершение, "праздник сердца…" – освящение Храма, ложе Соломона – место Шехины (т.е. святая святых), а "шесть десятков воителей" – мудрецы и храмовые священники.
Мотивы Храма у РАШИ неотделимы от другой струи его толкования – темы изгнания.
"В ореховый сад сошла я…" – это образ Храма, "себя позабыла…" – сожаление о проступках, из-за которых "сердце свое положила… на колесницу…", то есть попала в рабство к иноплеменникам, "Встану я, обойду весь город по улицам, переулкам…" – скитания Израиля среди иных народов, а поиски "Того, в ком души не чаю" – попытка увидеть лик Всевышнего, узнать Его волю. "Виноградник был плодородный… Он доверил его сторожам", сторожа – это цари стран изгнания, они поработили общину Израиля, но Всевышний заставит их все вернуть и уплатить по закону пятую часть дохода.
РАШИ утверждает, что наступили времена, когда человеку следует откликнуться на зов избавления, однако община Израиля медлит ("Но раздета я – не одеваться ж опять! Вымыла ноги – неужто снова марать!"), ей привычно и удобно в рабстве у иноплеменников, и потому Всевышний насылает беды и испытания и лицо свое скрыл от нее: "Он руку просунул в щель у двери, и все во мне задрожало". Но и в страданиях верна община Израиля Всевышнему; иноплеменники расспрашивают евреев об их Боге: "Чем же твой друг… лучше других?" Она отвечает: "Ведь я любовью больна…" – и заклинает иные народы ("девушек Иерусалима") не принуждать ее к измене Суженому. Затем следует хвала ему: "Мой милый бел и румян…" Иноплеменники хотели бы участвовать в поисках Его, но она им в этом отказывает: "В садах любимый пасет… Мой друг – для меня, а я – для него, пасущего среди лилий".
РАШИ находит в образах поэмы свидетельства непреходящей любви Всевышнего к избранному народу ("Заповедный родник, потаенный ключ") и обещания будущего возвращения в Землю Израиля ("С Ливана, невеста моя, с Ливана со мною приди… Взяла бы да привела тебя к наставнице – матери"). И заключительная строфа поэмы ("Милый, беги…") объяснена в этом же смысле: отошли от Себя друзей (т.е. иные народы) и приведи меня в Землю Израиля.
Читателю этих кратких пояснений, ранее не заглядывавшему в традиционные толкования библейских текстов, могут показаться "притянутыми" сравнения и аналогии РАШИ, а общая идея – несколько надуманной. Но это с непривычки. Тому, кто более основательно познакомится с размышлениями знаменитого толкователя, откроется живая и ясная система. Речь идет о многовековой культурной традиции, о методе прочтения уникальных текстов, духовный и эстетический уровень которых был настолько выше обыденной речи, что они несомненно казались знаками невидимого присутствия высших сил; все поголовно верили (многие верят и теперь) в то, что толкование этих текстов и есть познание мировых тайн, а также будущего. По РАШИ, цельность текста, непрерывность описываемого в поэме указывают на заданный заранее срок жизни народа Израиля: от его зарождения в глубокой древности и вплоть до исхода времен. Жива любовь – и потому неистребима жизнь.