В феврале 2008 года в галерее «На озере» («Аль ха-Агам») в парке Раананы, действительно расположенной на берегу пусть не озера, а условного водоема – круглого пруда с лодочками, проходила выставка «Живопись и фотография на одном пикселе» – совместная экспозиция двух художников, разных во всем: образу жизни, в манере подачи работ, их стиле, жанре, искусно сближенных и объединенных твердой рукой куратора Орит Лютринген, решившей объединить на одном пикселе необъединимое: два творческих мира двух творческих людей.
Художник Ори Раз – израильтянин, сабра, военный фотограф, любитель авиа-моделей, фехтовальщик, выпускник школы драматического искусства, атеист, человек богемы, поэт и писатель, занимается видео-артом, кроет крыши гудроном, собирает персики, о семье не помышляет, пытается зарабатывать искусством.
Натан Бар-Брусовани – фотограф, бессребреник, уроженец России, религиозный сионист. Детей – четверо, живет в Маале-Адумим. По образованию – ядерный физик, еще учась в университете, закончил курс художественной фотографии. В Израиле занимается выпуском религиозно-просветительской литературы, что не редкость для религиозных сионистов москвичей и ленинградцев 80-х годов, взявших на себя еще и просветительскую миссию.
Натан родился в Ленинграде, в детстве и юности многое взял от брата художника, женился на москвичке, принимал активное участие в деятельности группы «Маханаим» – в те годы подпольном религиозно-сионистском объединении преподавателей иврита и Торы. Восстанавливать связи с духовными традициями еврейства помогает и сейчас, занимаясь подготовкой к печати учебной и философской литературы в Институте по изучению иудаизма под патронажем фонда рава Адина Штайнзальца.
Фотографией он увлекается лет тридцать, серьезно – 25, не помышляя об официальных экспозициях или коммерческих проектах, выставляясь нечасто, обретя с развитием «паутины» новое пространство для самореализации, прорвавшееся наконец-то из зазеркального мира двоичного исчисления в трехмерный, теплокровный, реальный.
«На одном пикселе» – первая «большая» выставка Натана Брусовани, хотя любителям экспериментальной фотографии он хорошо знаком по Интернету.
- «Интернет – это та реальность, где я работаю и которая дает мне ощущение, что я обладаю сокровищами. Для меня это – физическое пространство, где я общаюсь, экспериментирую, показываю свои снимки. Это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому как предлагает безграничные возможности. Плохо, потому что, несмотря на безграничность, в Интернете легко замкнуться»,- объясняет Н. Бар- Брусовани.
На выставке Ори и Натан не замыкаются, а двигаются вдоль гибкого вектора времени, огибающего круглые стены, на которых куратор Орит Лютрингер ловко перемешала фотоживопись Брусовани и живопись на фотографиях Раза.
Натан рисует посредством фотографии, живописует время. Ори Раз – рисует поверх сканированных фотографий, замывает время, затушевывает его детали, в отличие от Брусовани, деталями играющего, множащего их, любующегося оттенками и готового вокруг мелочи (самой важной в этот момент), вокруг одного пикселя создать систему координат и изображений.
Не сразу понятно, где фотографии, а где картины.
Фотографии Натана разделены периодом в 25 лет. Первые снимки, необычные и сказочные, не плод ночных бдений перед экраном компьютера, а результат фантазий и умелого обращения с увеличителем и ванночками с реактивами. Многие его работы, воспринимаемые как коллажи, монтажи и прочие компьютерные изобретения, таковыми не являются. Эти многослойные, многоплановые изображения (глаза разбегаются, но потом взгляд фокусируется в пиксель) – плод хитростей при печати, правильного угла съемки, технических знаний, умения представить и создать нереальную реальность, и изобразить ее на фотобумаге, а затем увеличенным оттиском – на холсте.
- Натан, как ты это делал? Вопрос банальный, тебя, может, и раздражающий, но без него не обойтись – дилетанту непонятно, а знать хочется.
- Главное, чтобы появилась идея. Если в голове уже что-то крутится, то всегда придумается, как это сделать. 25 лет назад, работая только в черно-белом колере, я искал возможность скомпоновать несовместимое немеханическим образом, найти свою реальность, свою полифонию.
- Цель понятна, а средства?
- Если есть цель, то человек ее достигнет, и не важно как: посредством рубанка или компьютера.
- Тогда «фотошопа» не было, но ты смог создать на своих снимках нереальный мир из реальных изображений.
- 25 лет назад в дачном поселке под Москвой я отснял множество материала, а были там старый полуразрушенный дом, болото, ржавая решетка, приезжающие друзья. Фотосессии делались короткие, вся хитрость шла при печати, я расходовал дикое количество фотобумаги, резал, накладывал, соединял. Перед выставкой я добавил старым снимкам цвет уже с помощью компьютера, немного оттенков, но идея компановки осталось прежней, идею компьютер не меняет. И в новых снимках, хотя я уже вовсю пользуюсь программами обработки изображений, главное для меня – не возможности компьютера, а идея. Мой диалог с компьютером очень деликатен: подчеркнуть линию, добавить движение, я не использую его как генератор идей. Идея – во мне, в моем видении, в сюжетах вокруг. А компьютер – такая же часть моей реальности, как и Интернет. Реальности меняются.Пример тому серия «Иерусалим об одном пикселе». Идея заключалась в том, что я взял небольшую камеру, два дня побродил по кварталам Меа-Шеарим, годами исхоженным местам, и очень тихо делал снимки – так, чтобы меня не замечали. Затем, благодаря компьютеру, я разыграл заснятые сцены, сопоставил вещи ранее несовместимые по структуре – виртуальные компьютерные пиксели и каменную вечность Меа-Шеарим, добавил другой аспект, что-то перенес в другую плоскость.
- В молодости ты увлекался театром, пропадал за кулисами Музыкального еврейского театра в Москве. Оттуда тяга к режиссерству, к разыгрыванию сцен?
- Наверное. Тогда мы были слегка ненормальны: все ситуации вокруг меня я воспринимал как материал для съемки. Раньше я делал постановочные снимки, командовал: встаньте туда, примите такую-то позу. Сейчас я часто делаю репортажные снимки и режиссирую уже на экране.
Пиксели реальности и виртуальности на снимках Брусовани стремятся к общему фокусу, стремительно (несмотря на кажущуюся статику фиксированного времени) втягиваются в воронку времени.
- Моя идея такова: пиксель – это атом, электрон, наименьшая единица. Один пиксель указывает направление развития. С другой стороны, качество фотографии определяется количеством пикселей, отсюда множественность, развитие. Название «На одном пикселе» подчеркивает точность, единичность, уникальность. Что можно показать через пиксель, что можно рассказать, стоя на одной ноге, за мгновение, в минимальный масштаб времени? В быстроте нет глубины, но есть торопливость, желание все успеть, а фотография должна быть емкой.
- Пикселями как раз и измеряется емкость. Пиксель – это и глубина, и мельчайшая единица изображения. Но наши рассуждения чересчур философичны. А вот не ставили ли в упрек тебе, еврейскому философу, изображение обнаженной натуры?
- Не упрекали, а удивлялись, причем светские зрители. Но для меня обнаженная натура – это часть замысла, нужная для общей композиции деталь.
- На одном из твоих снимков сочетается обнаженная женская фигура и грубый «голый» камень.
- Идея этой фотографии из серии «Камни» родилась из запутанных «философских» рассуждений. Мне хотелось необычно подать скалу, необработанный камень, и я решил скомбинировать его с обнаженной фигурой, с летящим светом. У меня есть некий визуальный багаж, накопленные знания. Я вижу предмет – камень, и мои знания начинают работать, подыскивать ассоциации или контрасты. Я прокручиваю варианты, и в какой-то момент, уловив правильное направление, начинаю поиски, в том числе и в Интернете. Мне захотелось скомпоновать недвижный огромный камень с обнаженной натурой. Я нашел это странное изображение – уходящая, повернувшаяся спиной, обнаженная женщина и совместил эти снимки, получив в результате новое эмоциональное направление.
- Действительно, даже застывший камень на этой фотографии куда-то несется с бешеной скоростью. Все твои картины-фотографии несомы ветром и сходятся в неком фокусе в глубине. Векторы движения встречаются в одном пикселе уже вне рамок. Этого ты достигаешь все-таки при помощи компьютера. Когда ты увлекся его возможностями?
- В России времени было больше и тянулось оно медленнее. Даже фотобумага была такая, что ее можно было долго держать в проявителе. А здесь, на Святой земле, время быстрее и бумага тоньше. В какой-момент я понял, что с реактивами я наигрался, и перешел к компьютерной обработке. У меня было много наработанного черно-белого материала и желание фотографировать ландшафты – яркие, увиденные мною в Израиле. Я начал делать «сэндвичи» – совмещать увиденные новые цветные пейзажи со старыми черно-белыми фотографиями.
Поначалу я делал это «вручную»: раскатывал белые листы, подкладывал под слайды старые фотографии. Но как-то в типографии увидел мощный компьютер и разглядел, что изображение – это мозаика из мелких камней, которые можно переставлять.
- Ты начал смешивать пиксели, будучи и фотографом и режиссером?
- Я продолжал работать в своем стиле многослойной фотоживописи, отчасти перенятой от брата художника. Я мешаю слои, но работаю не руками, не кисточкой, а компьютерной мышкой.
- Пример этому серия «Ночное распятие»:с одной стороны- ночной город с плывущими огнями, с другой – типажи этого города. Ты ввел в ночной город фигуры святых с картин Зурбарана (Франсиско Зурбаран – испанский живописец 17 века, известный своими полотнами на темы жития святых).
- Зурбаран мой любимый художник. Мне ставили в вину романтизацию христианства, и хотя эта серия называется «Ночное распятие» – это жест по отношению к Зурбарану, философское осмысление распятия, самопожертвования. Для меня это часть искусства, а не экивоки в сторону христианства. Я – религиозный еврей и фотограф, даже странно, что кому-то приходит в голову обвинять меня, так же и как это было с обнаженной натурой. Ведь это объект, часть мозаики, просто пиксели.
- А портретные снимки? Кто твои кумиры из серии «Осенние лица»?
- Это люди, которые окружали меня – мой отец, жена, дети, близкие друзья.
За каждой фотографий Брусовани – рассказ.
Работы Ори Раза – элементы рассказа. У Раза история вынесена на поверхность полотна, у Брусовани она спрятана за холстом, у каждого снимка своя предыстория. Так у Ори Раза портрет отца – это длинная запутанная повесть о предках из белорусских местечек.
- К выставке в галерее «На озере» ты по-новому взглянул на старые фотографии, раскрасил черно-белые воспоминания.
- Молодости была свойственна открытость, бескомпромиссный яркий свет. Время добавило оттенки, полутона, цвет. Накопившиеся фотографии – это еще и последовательность циклов и техник. Я сканировал старые снимки, черное переводил в красное, добавлял детали, приводил фотографии в сегодняшний день. К примеру, фотография мальчика с рыбой из серии «Последний рубеж»: я использовал снимок своего деда, которого никогда не видел, смешал времена. Часть старых фотографий наклеивал на картон, что придавало дополнительный объем, тени. Компьютер же дал возможность мягко вложить элементы один в другой, добавить ревербирации.
- Техника не принижает дух поиска?
- Я этого и сам опасался, потому и занялся репортерской фотографией. Каждый день я прохожу по Иерусалиму и как-то обратил внимание на новые афишные стенды возле муниципалитета, сфотографировал их и постарался создать диалог между прохожими и этими стендами, вписав в них лица людей, переходящих улицу. Поменяв параметры, я создал дополнительное движение.
- А работы серии «Дикая местность»? Ты утверждаешь, что они сделаны не на компьютере. Как можно напечатать такую фотографию – тело, вписанное в песок?
- Это новые снимки, но в них я вернулся к старым играм с негативом, позитивом, световыми эффектами. Я физически «выстроил» эти снимки из слайдов, негативов, белой бумаги, краски, зеркал. Сложил пирог и сделал его отпечаток на холсте. «Фотошоп» я использую для штрихов и оттенков, а остальное достигаю при помощи технических хитростей.
- Ты вся время играешь?- Я играю, путешествую и двигаюсь во времени, пытаясь его освободить. И в этом другая сторона свободы.
Маша Хинич
Читайте также: