Предлагаемое ниже интервью с Дмитрием Тюльпановым было сделано полтора года назад, когда театр «Клипа» отмечал свое десятилетие. Но никогда не поздно напомнить о наших героях, затеявших сейчас международный фестиваль перформанса «Красная скорлупа», о чем рассказывается здесь.
Театр «Клипа» — самый обсуждаемый театр в Израиле, про него говорят больше, чем про суровые репертуарные заведения, подавляющие маленькие группки своим неоправданным академическим высокомерием. О спектаклях «Клипа» говорят, но сами актеры большей частью на спектаклях-пантомимах молчат. Тем приятнее в преддверии празднеств по случаю 10-летия театра побеседовать с одним из его основателей, Дмитрием Тюльпановым, взрастившим «Клипа» на принципах, впитанных им еще в конце 1980-х годов в ленинградском авангардном театре «Дерево» Антона Адасинского.
Спектакли «Клипа» вызывают споры и противоречивые отклики от «гениально» до «отвратительно». Но сторонники превосходных степеней — как положительных, так и отрицательных, ходят на спектакли «Клипа», и потому театр живет и развивается, ибо без подпитки зрительским любопытством «Клипа» так бы и оставался сухой оболочкой визуального сценического эпатажа. Судя по тому, что театр дожил до десятилетнего юбилея, судя по зачарованной толпе, собирающейся на уличные представления «Клипа», процесс отшелушивания оболочек в поисках своего пути идет успешно, а принципы «Дерева» привиты на нашей песчаной почве Дмитрием Тюльпановым вместе с его соратницей и подругой, бывшей солисткой «Бат-Шевы», балериной и актрисой Идит Херман.
Одна из особенностей театра — умение подчинить целям постановки пространство, становящееся местом совместного обитания актеров, зрителей, фантазии и движения, музыки и способности восприятия, курьезов и серьезности, буйного темпа и медитативности. Полтора года назад театр получил в Тель-Авиве свое здание — полуразрушенный дом на малосимпатичной улице Ракевет, 38, ныне облагороженной вывеской «Клипа».
С Идит Херман актер и режиссер Дмитрий Тюльпанов встретился в Амстердаме — она пришла посмотреть на его работу, поставленную им уже после ухода из театра «Дерева», в то время когда Дима колесил по миру в поисках новых идей и новых мест.
Следующим новым местом оказался Израиль, начавшийся для него, как вспоминает Дима, с утренних представлений для солдат на автобусной станции «Ридинг» в Тель-Авиве, куда они в 6 утра добиралась с Идит на велосипедах.
— То было время сложное и много нам давшее. Как мы вынесли это физически — я не знаю до сих пор. Та эпоха нас закалила, и после мотания по Тель-Авиву в поисках любого заработка мы были уже морально и физически готовы ко всему.
— И к своему театру?
— Да. Идей накопилось так много, что они уже требовали серьезного оформления.
— Театр «Клипа» — ваше общее с Идит детище. Но именно Идит Херман считается его художественным руководителем. Насколько вы равноправны, разделяя и властвуя?
— Я в основном занимаюсь технической частью постановок: декорациями, постройкой сцены.
— А сами идеи?
— В свое время мы пытались вырабатывать их совместно, но наши мнения столь часто расходились, что я решил: пусть Идит отвечает за художественную часть, а я повожусь с инструментами.
— Но высказать точку зрения вы имеете право?
\
— Конечно, но я практически всегда согласен с тем, что делает Идит.
— 10 лет назад я видела ваши первые уличные спектакли и недавно «Времена года», поставленные вместе с Камерным оркестром. Театр стал другим, его направление поменялось. Вы сами это замечаете?
— Разумеется, все поменялось, в основном, благодаря нашим студентам, новым актерам, привносящим сторонние влияния.
— Постоянной труппы у «Клипа» нет?
— Больше трех лет у нас никто не задерживается и это очень хорошо. Благодаря нам актеры находят себя.
— Ваши студенты рассматривают «Клипа» как творческую лабораторию? Временное место для безумных экспериментов?
— Да. И для нас самих «Клипа» — это постоянный поиск нового, пусть иногда и кажется, что мы все время делаем одно и то же. Хотя в процессе подготовки нашего юбилея я решил смонтировать документальный фильм и, пересмотрев массу видеоматериалов, снятых за 10 лет, сам удивился, как много мы успели.
— Как вы оцениваете развитие театра, самого себя?
— Лучше оценивать со стороны — это приятнее. Сам же творческий процесс — это сплошные муки, скандалы, усталость. Глядя на это сейчас, отстраненно, видишь, что спектакли были хороши и интересны, а вот недостатки актерской игры со временем выпячиваются. Но на лице у меня счастья не было написано.
— А в душе?
— А в душе сплошные заботы: как бы тросы не порвались, как бы никто не упал. Будучи техническим директором, я еще и танцевал, и работал на сцене, но при этом никому не мог доверить натянуть канаты.
— 10 лет сплошных проблем?
— Да, и в преддверии праздника это особо понятно. 10 лет тяжелой физической работы, но сейчас мы перешли к более легкому жанру — дуэту, соло. Последние наши работы: трио с японским актером театра буто и дуэт с Идит. «Железо и мох» и «Наказание и вожделение».
— Ваш театр — физический. Ведь это явно не театр рассказа или чистой драмы.
— У нас надо прыгать и даже летать, хотя мы ставили и «Собачье сердце».
— С Идит вы познакомилсь в театре?
— В Амстердаме, где она уже танцевала в балетной компании и пришла посмотреть мою первую самостоятельную постановку — клоунский дуэт, эдакий революционный всплеск идей. Наша встреча обогатила нас обоих: я лучше узнал природу танца, она — клоунаду. Я ведь принадлежал к клоунской школе Славы Полунина, в Ленинграде все находились под его влиянием.
— А где вы учились?
— В «Дереве» — работал и учился одновременно у Антона Адасинского, шесть лет проработавшего в «Лицедеях».
— Полунин, «Лицедеи». По-моему, сейчас это невероятно скучно.
— Местами это трогательно, но в целом интересно только специалистам, старым друзьям. Мы же все время отбрасываем старые идеи, прежние приемы, ищем новое.
— 25- летним юношей вы оказались в тель-авивских песках, на малопригодной для театра почве. Ваш творческий багаж, ленинградские традиции здесь пригодились?
— Конечно, но наше начало я вспоминаю сейчас с ужасом и смехом. Как мы выжили — не знаю, но это была потрясающая закалка. Идит мне тогда говорила: хорошо, что ты не знаешь иврит и не понимаешь, что нам говорят. Мы делали все, чтобы выжить, это была очень серьезная школа. Удивительно, сколько в нас было энергии.
— Как из всего этого родился театр? Как поиски хлеба насущного не утянули в коммерцию?
— Мы придумали множество вещей, но морально очень устали от поиска бесконечных халтур. И решили сделать нечто для себя: арендовали в Яффо помещение и показали там небольшой спектакль «Прятки». Все декорации монтировались у нас дома, а потом мы отвозили их в Яффо на легковой машине. Мы сделали это место, заброшенный бар, живым, туда стали приходить люди, и, конечно, нас сразу оттуда выгнали.
— Место существует, когда вдохнешь в него жизнь.
— Да, так же случилось с нашим новым зданием на улице Ракевет. Владельцы долго не могли его сдать, а теперь, после того как мы полгода сами его ремонтировали, там каждый вечер студенты, зрители, спектакли.
— В этом нестандартном здании пройдет десятилетие «Клипа». Оно будет столь же нестандартным?
— Надеюсь. Мы решили не делать ретроспективу, не показывать старые спектакли. Из прошлого будет только документальный фильм, все остальное будет новым, поделенным на три части: драматически-импровизационную, танцевальную и музыкальную.
— И все-таки, что для вас знаменует этот юбилей?
— Окончание длительного тяжелого периода. Времени, в течение которого все было и все случилось. Этот период закончился и славу Б-гу.
— Стало легче?
— Да, потому что уже много сделано. Но, с другой стороны, задумываешься: а что же дальше? Мы уже все делали: и под потолком летали и в воду прыгали. Теперь нужно что-то новое.
— Что-то брезжит?
— Да, в частности, после поездки в Санкт-Петербург, где мы встретились с контрабасистом Владимиром Волковым. Странно, но меня там многие помнят, даже мои сольные номера в центре андерграунда на Пушкинской. Вообще там мало что изменилось, разве что мобильные телефоны теперь у всех, хотя до сих пор есть некая творческая энергия. А в целом — суета и тяжесть во всем.
— А в Израиле?
— В Израиле — прекрасно, люди здесь счастливы, здесь все время птицы поют. А я скорее занимаюсь уже не театром, а временной акцией, перформансом.
— Временной, несмотря на постоянное здание и постоянную публику?
— Да, мы все-таки уже очень далеко от обычного театра, где пытаются что-то зафиксировать, но думаю, что за 10 лет мы уже внедрили нашу идеологию в массы.
— Акция — это нечто динамичное и живое.
— Да, и каждая акция начинается с чистого листа бумаги, на котором надо что-то написать. Но главное — не расслабляться, а то сразу придет старость.
Маша Хинич
Читайте также:
Михаил Сафран: квест как форма жизни
Пролетая над столицей: новости экономики