Вся жизнь этого человека, наделенного редким природным обаянием – кинематограф, черно-белое кино, как он поет в своей программной, «автобиографической» песне.
Владимир Фридман и его гитара
Для «русского» Израиля Фридман – бард, блестящий драматический актер и, одновременно, «хохмач с гитарой» из развлекательной программы «7:40», в полном соответствии с требованиями жанра. Для коренных израильтян он – герой многочисленных фильмов и сериалов, любимый и легко узнаваемый.
Ему внимают, его любят, на его выступлениях – всегда аншлаги. Бенефис Владимира Фридмана, актера и человека – размышления о жизни длиной в 25 лет. О маленькой точке на карте под названием Израиль, о различных коллизиях на съемочной площадке, о философии и любви. Этот бенефис никак нельзя отнести к традиционному жанру «чествования-концерта». Здесь соединяются и театр, и кино, и песня, и занимательные рассказы. Каждая музыкальная миниатюра-сценка в исполнении артиста предваряется забавной историей, заставляющей зал хохотать. Но юмор этот тоже необычен: он рождается на песчаной и каменистой израильской почве.
Интервью с Владимиром Фридманом провела Элина Гончарская.
Бенефис длиной в четверть века
- Володя, как тебе удалось свести воедино все эти жанры: кино, театр и музыка?
- Мне очень хотелось, чтобы те, кто знает мои песни, увидел еще и мои работы в кино, и наоборот. То есть, сделать программу, в которой было бы все, что я успел натворить за четверть века на сцене и на экране. Точнее, нет, не все: в программу вечера вошли только те фильмы, за которыми стоит либо забавная, либо поучительная для меня, как человека (не артиста, а, прежде всего, человека), ситуация. И главное: в построении программы бенефиса мы с Леной Сахановой очень хотели избежать «кинопанорамы», дескать, посмотрите фрагмент из этого фильма, а теперь из другого… И неожиданно все вдруг выстроилось само собой: все отрывки соединились как части нашей жизни. Нашей с публикой общей жизни. Ведь мы проживаем одинаковую судьбу по большому счету. Все мы родились в самой большой стране мира – и переехали в одну из самых маленьких стран мира. Родились в одном тысячелетии – а сейчас оказались в другом. И так уж получилось, что все фильмы, в которых я снимался, так или иначе были связаны с нашей общей жизнью.
Владимир Фридман в кино
- Мне вспоминается первый твой фильм, «Друзья Яны», с репатриантами начала девяностых, над головами которых летают иракские ракеты, а они прячутся по бомбоубежищам и держат противогазы возле кровати в съемных квартирах… Вокруг – непонятный язык, непонятная культура, чужие люди… Действительно, в героях фильма каждый из нас легко узнает себя.
- И выяснит заодно, что любить, оказывается, можно и в противогазах! Кстати, на вечере я расскажу о том, как я попал в этот фильм, как встретил Лену Саханову (помреж называла ее «Илана Сахнов»), которая должна была играть роль моей жены – именно тогда начался наш дуэт. Нас сразу поставили играть в пару, и, видимо, судьбой было предопределено, чтобы пара сохранилась и по сей день: Лена – мой директор, личный администратор, звукорежиссер, мы вместе играем спектакли, снимаемся в кино… Я могу позвонить Лене среди ночи с какой-то идеей, а она, выслушав ее, заявить: «Катастрофа. Занавес». И наоборот. Жизнь порой придумывает сценарии лучше любого драматурга.
Владимир Фридман в кино
- Что особенно запомнилось из «столкновения культур» во время работы над «Друзьями Яны»?
- Ко мне обратилась художница по костюмам и сказала: «Владимир, я хочу, чтобы твой персонаж снимался в таких джинсах… ну, которые носят ваши репатрианты. Они не потертые, а с такими разводами…» В общем, я догадался, что она имеет в виду «варенки». А у меня они где-то завалялись, я ей и принес. Она пришла в неописуемый восторг, и в итоге в них я и снимался в этом фильме. Так что, вот вам еще одно переплетение жизни и кинематографа.
«Наши и Голливуд»
- Те же годы ознаменовались твоей первой совместной работой с настоящей звездой Голливуда…
- Да, это было незабываемо. Я сейчас снялся в фильме «Стены» с «девушкой Бонда» Ольгой Куриленко, но, как я говорю в своей программе, «волнения от встречи с голливудской звездой не испытал, поскольку мне уже довелось играть с голливудской звездой в 1998 году, в фильме «Цирк Палестина».
- Осталось только сообщить читателям, что той звездой был… лев.
- Лев, царь зверей, его звали Ромео, и в его резюме было уже 450 фильмов. В отличие от меня, для которого «Цирк Палестина» стал только второй работой в кино. К нам лев приехал со съемок с Майклом Дугласом и, наверное, оттого очень важничал. У нас с ним была общая сцена, когда я, играющий директора цирка, валяюсь, пьяный, на полу и веду с ним проникновенную беседу. Тот, кто увидит фильм, убедится: это был действительно диалог, он мне отвечал – на своем, львином языке, разумеется. А предшествовал съемке этого эпизода очередной курьез. Начать с того, что съемку со львом назначили на самый последний съемочный день, с утра…
- То есть, съест – так съест?
- Вполне могло быть и так – лев был довольно свирепый, к нему даже сзади подходить боялись. Тем более что накануне финальной съемки я невольно стал свидетелем разговора дрессировщика Ромео и режиссера фильма Эяля Хальфона. «В какой одежде будет ваш артист?» – спрашивал дрессировщик. «В коричневой дубленке с мехом», – отвечал Эяль. «Да вы что, этот цвет его раздражает, тем более еще и с мехом… А что будет делать артист – стоять, ходить?» – «Лежать». – «Гм… Нет, не рекомендуется». – «Мы не будем переделывать сцену!» – «Тогда пусть хотя бы не смотрит ему в глаза». К счастью, все обошлось, но после съемок я все-таки решил подойти к клетке со львом и взглянуть ему в глаза. И понял, почему его называют царем зверей. Меня в его глазах просто не было, я был никем. Он смотрел сквозь меня – с высоты своего величия. Я запомнил этот взгляд – и использовал его в своей работе в кино. В частности, когда играл в «Чемпионке» олигарха, человека очень сильного, которого боятся – в нужных местах, на нужных персонажей я смотрел этим «царским» взглядом. Видимо, получилось очень убедительно, потому что после выхода сериала я получил еще два подобных предложения.
- А после дебюта со львом тот же Эяль Хальфон предложил тебе приручить обезьянку.
- Да, история со львом имела, так сказать, философское продолжение. В картине Хальфона «Ты обязан сделать из этого фильм» я снимался с маленькой и на редкость вредной обезьянкой, которая буквально свела всех с ума. В итоге я был покусан, расцарапан, она несколько раз обгаживала мой белый «свадебный» костюм… Все это в точности соответствовало фразе из «Записных книжек» Довлатова: «зайцы боятся волков, волки – тигров, тигры – слонов, а мандавошки – никого».
Первая главная
- Первой твоей ролью в израильском многосерийном фильме стал, кажется, анонимный персонаж в "Take Away"?
- Первой главной ролью. Но для меня эта роль важна, прежде всего, тем, что во всех предыдущих фильмах и сериалах я играл «русских». Пусть даже таких серьезных, как Трумпельдор. А здесь я был просто «он», без имени и фамилии, без национальности. И я всерьез подумывал над тем, что, наверное, стоит взять уроки, убрать русский акцент…
- Твой акцент, мне кажется, придает всем твоим персонажам особый шарм. Кстати, так считают многие урожденные израильтяне.
- Ну, у каждого ведь свои комплексы, свои тараканы в голове… И избавиться от этих тараканов помог мне режиссер сериала Take Away Давид Офек. Который сказал: «А в чем, собственно, проблема? В Израиле каждый пятый говорит с русским акцентом. Ты что, стесняешься? Я могу переозвучить тебя другим актером, и ты зазвучишь, как уроженец Рамат-Авива "гимел». Ну и что это даст? Вот ты сейчас пьешь кофе, а ты знаешь, что ты чашку неправильно держишь? И сигарету закуриваешь неправильно. И ходишь ты не так, как все. Ты – другой. Запомни это раз и навсегда: дру-гой. У тебя другое прошлое, и это прошлое отражается в глазах. И это не есть плохо, это есть очень хорошо».
«Под Фридмана»
- Это замечательно: не случайно многие роли пишутся специально «под Фридмана»…
- Да, пришло такое время – оно может и уйти, конечно… Об этом мне тоже сказал тогда Офек: «Не надо играть все роли, свои играй! Если захотят пригласить тебя, то и роль будет сделана под тебя, а не наоборот». Вот, к примеру, в «Сломанных крыльях» в сценарии был такой Кристофер из Калифорнии, который стал Валентином из России, потому что режиссер Нил Бергман хотел, чтобы играл я. Можно привести еще пример – фильм «Письма из Ришикеш», необычный для европейского понимания, проникнутый индийской философией бытия, – так вот, в этот фильм меня взяли на главную роль без проб… Но я хотел бы сказать о другом. В чем игра жизни и абсурдность ее? Если бы кто-то мне сказал на Белорусском вокзале, откуда я уезжал, следующее: через какое-то время ты будешь играть главную роль в кинофильме израильского режиссера, куда тебя возьмут без проб, съемки будут проходить в Индии, говорить ты будешь на трех языках: на иврите, который ты к тому времени выучишь, но с акцентом; на английском, который у тебя не сильно улучшится со времен школы; и на русском, который ты так и не сумеешь забыть за эти годы – и что на роль дочки в этом фильме из-за тебя возьмут девушку, говорящую по-русски, и вашу единственную общую сцену вы будете играть на русском языке, а сниматься она будет на территории буддийского монастыря… Поверил бы я такому «пророчеству»? Нет, конечно, подумал бы: что за дичь! И все-таки это случилось.
Человек с гитарой
- Судьба играет человеком, а человек играет… на гитаре.
- А иногда даже поет под фортепиано. Именно после рассказа об этом эпизоде я исполняю песню о том, что наша жизнь – игра, и кто ж тому виной, что я увлекся этою игрой… То есть песню «Мой парус», которую сосватал мне чудесный человек и легендарный музыкант Лев Оганезов – он последние пять лет жизни Миронова выступал с ним во всех концертах. Он же мне и посоветовал: «Спой Андрюшкину песню» – так и сказал: «Андрюшкину». И эта песня звучит на диске, и прозвучит на сцене под аккомпанемент Льва Оганезова.
- Скажи, а отчего ты не поешь на иврите – для урожденных израильтян? У тебя есть великолепный спектакль «Шам ноладти», который ты играешь для крупных израильских компаний, он пользуется огромным успехом, но концертами ты аудиторию «сабров» все-таки не балуешь…
- У меня нет репертуара на иврите, мне нечего петь. У меня есть только три песни, переведенные на иврит. Да, трудности перевода можно преодолеть, но с точки зрения музыкальной… Музыкальная структура этих песен сложена для русского языка. Друг моей дочки, «сабра», к примеру, очень любит песню «Бродяга» из моего нового альбома – это баллада, очень длинная, с музыкой, привычной для израильского слуха: он не понимает ни слова, но слушает ее с удовольствием. А в переводе, мне кажется, она бы что-то потеряла. Хотя у меня был шанс стать израильским «певцом с гитарой»: однажды меня пригласил на свою ночную радиопередачу Эхуд Манор. Я спел тогда «Сжигаю мосты» и еще что-то на иврите. И ему это так понравилось, что он предложил мне перевести тексты других моих песен. Я, понимая, что это Эхуд Манор, лучший израильский переводчик, сказал, что мне за эти переводы никогда не расплатиться. На что он мне ответил: «А я не все делаю за деньги». И мы договорились, что я даю ему подстрочник, и он пишет тексты на иврите. И я уехал сниматься в Индию. А когда вернулся, узнал, что его не стало…
- Значит, наверное, не судьба.
- Я не уверен, что этого никогда не произойдет, просто надо встретить человека такого уровня, как Эхуд Манор. А это непросто. Потому что для меня либо хорошо – либо никак.
- Ты как-то обронил фразу, что только артист может дважды войти в одну и ту же реку. И этим он отличается от «простого смертного».
- Давным-давно, когда я уезжал в Израиль, друзья подарили мне карту, на которой не было слова «Израиль»: страна была обозначена цифрой. Для них она так и осталась – цифрой на глобусе. Я же хочу сказать, что в нашей, очень маленькой стране артист проживает такую же жизнь, как и все, кто рядом. Израильский артист не летает на персональном «Боинге», он не живет в замке со стражниками. Сегодня он – на экране, а завтра выходит в супермаркет и покупает молоко, и каждый посетитель супермаркета может ему сказать, как он вчера сыграл. И в этом есть что-то очень хорошее. Из 25-ти лет на сцене 18 я работаю в Израиле. Я чувствую огромную ответственность, потому что просто не могу подвести свою публику. Конечно, от ошибок никто не застрахован – не ошибается, как известно, только тот, кто ничего не делает. Но в нашей маленькой стране нельзя много ошибаться: раз-два ошибся, и тебя больше нет. Это странная страна, где может произойти все, любые чудеса, даже бенефис не очень пожилого артиста…
Читайте также:
Портреты статуй и необычные натюрморты – обзор выставок
Учеба в Израиле: творчество и вдохновение
Искусственный интеллект предотвратит дорожные происшествия