Познакомьтесь: Эйнат Якир – восходящая звезда израильской литературы: писательница, поэтесса, переводчица, драматург, литературный редактор. Она же – преподаватель театроведения. Пару лет назад вышел ее сборник коротких рассказов «Маклерские сделки» («Эскей тивух»), за которую она получила приз «Женщина года в литературе» в 2003-м году.
«Звува-замзумува»
Сейчас Эйнат работает над пьесой, вскоре в издательстве «Кетер» выйдет ее первый роман «Центр ремесленников» («Мерказ баалей млаха»). Эйнат часто сравнивают с Эдгаром Керетом, считают яркой молодой писательницей, едва ли не кумиром читающей части молодежи.
Эйнат 29 лет, родилась в Израиле в семье русскоязычных репатриантов, закончила гимназию «Вицо-Канада» в Хайфе – театральное отделение, сейчас живет в Южном Тель-Авиве.
20 лет назад перевела по собственному желанию и к немалому удивлению родителей (хотя и с их подачи) на иврит «Муху-Цокотуху», очередное издание которой вышло около года назад в издательстве «Кетер» с иллюстрациями Натали Пудаловой, студентки академии художеств «Бецелель», для которой иллюстрации к «Мухе-Цокотухе» стали дипломной работой.
Перевод Эйнат она нашла в библиотеке «Бейт-Ариэла», после чего они уже вдвоем обратились в издательство «Кетер», издававшее ранее Чуковского в переводах Леи Гольберг, Натана Альтермана, Леона Кипниса и других. За иллюстрации к этой детской книге Натали Пудалова получила серебряную медаль Музея Израиля в Иерусалиме в рамках конкурса имени Бен-Ицхака на лучшую иллюстрацию за 2006 год. Этот приз присуждается раз в два года, чтобы поощрять издание качественных детских книг на иврите с хорошими иллюстрациями. «Муха-Цокотуха» была выбрана из 173 книг 43 издательств. Натали Пудалова была также удостоена золотого приза израильской ассоциации дизайнеров, сама книга получила блестящие отзывы, и стала прецедентом новых переводов русской классики на иврит.
Эйнат, в свою очередь, литературой занимается с детских лет, публиковала детские сочинения в журналах «Меорер» («Будильник»), «Итон 77», «Маазаним» («Весы»). В 2000 году заняла второе место в известном и престижном литературном конкурсе коротких рассказов газеты «Гаарец». В ноябре 2002 года вышла ее первая книга «Возвращение». По словам критиков, жалящих ядовито и больно, но если того стоит, не жалеющих хороших слов, «виртуозно владеет ивритом, умея в одном предложении сочетать уличный язык с языком Бренера».
«Муху-Цокотуху» Эйнат перевела, когда ей было всего 9 лет, и назвала ее на иврите «Звува–Замзумува». Она хотела – просто и наивно – познакомить своих приятелей с книгой, которую родители читали ей по-русски. Тогда ее перевод был напечатан в издательстве «Алеф». Книга вызвала интерес, Эйнат присвоили звание литературного вундеркинда, и она стала на некоторое время постоянным гостем книжных вечеров и любимицей пятничных приложений к газетам.
Но русским СМИ она дает интервью впервые, через 20 лет после ее первого общения с журналистами, к счастью, не отвратившими Эйнат от репортерской братии.
- Ваша работа связана с языком иврит: два последних года вы работаете литературным редактором газеты «Маарив». Неблагодарное это занятие приносит постоянный доход и, возможно, некое «бытовое» спокойствие – фон, необходимый для творчества. Но можно ли в Израиле прожить литературным трудом, только на доходы от издания книг?
- Однозначно – нет. Я знакома с некоторыми весьма известными израильскими писателями, которые работают в газетах для пропитания.
- Ежедневная газетная рутина и казенная суета не мешают истинному творчеству, требующему внутреннего сосредоточения и спокойствия?
- Иногда такой диссонанс – серые будни и праздники творчества – только помогает. Ежедневная служба заставляет также ежедневно творить. А постоянная зарплата дает некое экономическое успокоение. До того, как начать работать в газете, я просто распылялась: сотрудничала в литературном музее «Бейт-Бялик», преподавала детям театр, вела семинары по филологии в полудюжине мест, кропала заметки для развлекательных тель-авивских журналов и сайтов в Интернете, писала критические обзоры. Сосредоточиться было невозможно.
- На бегу за средствами к существованию невозможно сконцентрироваться на деталях будущей книги, но, с другой стороны, вы встречались со множеством типажей, оказывались в разных ситуациях. Судьбы людей, с которыми вы сталкивались – разве это не отличный материал для романа или рассказа?
- Нет, чужие истории мне не нужны и не интересны. Я никогда не вставляю в свои рассказы даже в сильно измененном виде увиденные или услышанные ситуации и рассказы о жизни. Мне куда интереснее придумать все самой. Но, пожалуй, из нашей с вами встречи я возьму одну деталь: то, как вы держите круасон. Это красиво.
- Пользуйтесь на здоровье и позовите меня, когда будете раздавать автографы книги «Дама с круасонами».
- Я меня есть приятель, недавно выпустивший новую книгу рассказов, читая которую я узнавала – разумеется, в видоизмененных вариантах – истории и судьбы наших общих знакомых. У него это хорошо получается. Я же просто не в состоянии так делать.
- Вашу работу переводчика вы относите к творчеству или к способу заработка?
- К творчеству, конечно, хотя бы потому, что переводчикам платят еще меньше, чем писателям.
- Вы изучали технику перевода в университете?
- Нет, я училась на факультете общей и еврейской литературы Тель-Авивского университета. Но мне кажется, что наиболее точные, по крайне мере эмоционально и чувственно, переводы получаются именно у писателей, на себе прочувствовавших, что такое творчество. Писателю легче, чем переводчику, влезть в чужую иноязычную шкуру. То, что я сама писала стихи для детей, помогло мне перевести Чуковского.
- Когда вышли ваши детские стихи?
- Первый сборник увидел свет, когда мне было всего 8 лет – и проиллюстрировала его моя старшая сестра Хадас. Затем вышла книга в 1988 году – мне было тогда 10 лет. В 14-летнем возрасте я начала писать прозу и с тех пор не возвращалась к стихам для детей. Но сейчас, закончив, всего лишь неделю назад, свой первый большой серьезный роман, я чувствую, что снова хочу писать для детей.
- Может, это связано с интересом читателей к вашему переводу книги Чуковского?
- Возможно, но 20 лет назад мой перевод «Мухи-Цокотухи» на иврит абсолютно не был связан с внутренней потребностью писать стихи.
- А вас не родители заставили перевести Чуковского?
- Нет. Родители хотели как можно быстрее войти в израильскую жизнь и имена нам с сестрой дали еврейские – Хадас и Эйнат. Ностальгии они не испытывали, но это не мешало им читать нам книги по-русски, говорить с нами по-русски, а отвечали мы на иврите. Мой дед с папиной стороны – известный писатель на идиш, и отец умел ценить качество литературы на любом языке, унаследовав это из своей семьи.
Так что книги Чуковского, Маршака, сказки Пушкина нам читали не из патриотизма, а просто потому, что они очень хорошие.
- Как вы это могли понять в 8 лет?
- Благодаря музыке. В книгах Чуковского скрыта внутренняя музыка, потрясающий ритм, они – как симфонии. Но я мечтаю перевести и сказки Пушкина, хотя это чрезвычайно сложно. Как перевести, к примеру, «Лукоморье»? Мне придется изобрести новое слово.
- Может, потому вам легко было переводить Чуковского именно тогда, когда вы были девочкой? Ребенку ведь ничего не стоит придумать необходимые ему слова. Как бы вы перевели «Муху-Цокотуху» сегодня, по-другому?
- Когда я просматривала год назад свой перевод «Мухи-Цокотухи» для нового издания, я еще раз почувствовала, что сделала очень хороший точный перевод, лишь изредка позволяя себе «играть» с ивритом, чтобы соответствовать ритму Чуковского. Ритм – то, что меня очаровало в его стихах. В ритме у него скрыта драма, музыкальное повествование – своя мелодия для каждого сюжета, эпизода, каждого образа.
- Вы слушали Чуковского, как слушают музыку?
- Чуковского я воспринимаю как гениального композитора, который знал, что каждому душевному состоянию соответствует определенный ритм, что ритм бывает общий и индивидуальный, ритм фантазии и ритм положений. К примеру, начало «Мойдодыра» – это тема страха, ритм паники. «Одеяло убежало, улетела простыня и подушка, как лягушка, ускакала от меня…» – сразу понятно, что что-то случилось, что-то не в порядке. И это я смогла передать в своих переводах.
- Что еще вы перевели?
- Помимо «Мухи-цокотухи», еще «Мойдодыра» («Штофадхор») и «Бармалея».
- И, конечно, хотите выпустить книгу.
- Причем с иллюстрациями Натали Пудаловой, но нам надо найти издателя, который решится издать Чуковского, ведь с его творчеством в Израиле знакомы плохо.
- Что странно – его переводили и раньше.
- Переводил еще Альтерман, но с другой свободой, другим ритмом, а многие израильтяне, выросшие на его книгах, убеждены, что автор «Бармалея» – Натан Альтерман. Они привыкли к его стилю. Альтерману было крайне важно дать читателям высокий танахический иврит. И это не случайно: Альтерман был национальным поэтом номер один, и потому сейчас вдруг объявить, что «Бармалей» Альтермана на деле принадлежит перу Чуковского – непросто, хотя Альтерман никогда и не думал присваивать себе произведения другого автора.
Кстати, Альтерман учился вместе с моим дедом в гимназии «Ха-иврит» в Одессе.
- Но переводы Альтермана архаичны!
- Зато все к ним привыкли, особенно издатели. Шленский, переводя Пушкина, тоже больше думал об иврите, а не о том, чтобы передать все нюансы русского языка, богатство его палитры. И читать сегодня Шленского тяжеловато. Но иврит развился не так, как этого хотел Бялик и его окружение, решившие вытащить иврит из синагог и заменить им идиш.
- Так что, наступает новая эра в переводах с русского на иврит?
- Да. И нынешнее издание «Мухи-Цокотухи» мне очень помогло. Книга получила отличную критику. Только я знаю одно – я еще сделала недостаточно. Одна книга революции не делает. В Израиле выпускается масса литературы, продавать книги все сложнее и сложнее. Так что, как водится, мы с Натали ищем того, кто согласится вложить деньги в нашу будущую книгу переводов Чуковского на иврит. Не найдется такого человека – будем пытаться издать самостоятельно.
- А были ли отзывы от русскоязычных читателей? По-моему, это интересно именно для взрослых: прочитать вслух книгу детям на русском и на иврите.
- Моя «Муха-Цокотуха» продается в сети «Стеймацки», а не в русских книжных магазинах, и потому про нее мало знают, хотя прошел почти год со дня ее выхода в свет. Но я считаю, что перевод классики – это то, что выживает, хотя и не приносит немедленные дивиденды.
– А молодые билингвы, те, кто приехал из России в подростковом возрасте, те, кто говорят и пишут сейчас в Израиле на русском и на иврите, – они занимаются переводами?
- Нет, к сожалению. Их больше интересует именно писательский труд.
- А вы, родившаяся в Израиле, свободно говорите по-русски?
- Вообще не говорю, и это очень странно. Я полностью все понимаю, я впитала русский язык, перевожу Набокова, свободно читаю, могу декламировать стихи, выученные наизусть, но не умею «произносить» русский язык. Мне никто не верит, так что придется брать уроки разговорной русской речи. Если мне надо попросить стакан воды по-русски, я впадаю в панику.
- А родители не пытались воспитывать в вас литературного вундеркинда или полиглота?
- Нет, они очень удивились и растрогались, когда я самостоятельно перевела «Муху-Цокотуху». Отец мне помогал – разъяснял тонкости русского текста, и в течение четырех месяцев перевод был завершен. Вся дальнейшая слава и шумиха не так на них действовали, как те первые детские опусы. Я не родилась поэтом, но очень люблю поэзию – и в этом заслуга родителей.
- Ваши рассказы можно прочитать на русском?
- Только один – «Зеркало», чей перевод был опубликован в «Иерусалимском журнале».
Маша Хинич
Читайте также:
Говорите на иврите!
Израильтяне разработали «тест на инфаркт»
Ханука – прогоняем тьму и веселимся