11 ноября Израильский культурный центр в Новосибирске при Посольстве Государства Израиль в РФ принимал гостя, фотографиями которого пестрят все таблоиды города Новосибирска. Вадим Глузман – живая знаменитость, выдающийся скрипач и легенда музыкального мира пришел, чтобы пообщаться с участниками Клуба интеллектуальных встреч NSK.IL.
В неофициальной и открытой атмосфере перед гостями предстала не холодная и отстраненная звезда мировой величины, а обаятельный, образованный и остроумный собеседник, блистающий чувством юмора так же виртуозно, как он владеет скрипкой и смычком.
Вадим быстро расположил к себе переполненный зал и с удовольствием отвечал на вопросы. Гости узнали, что дочь Глузмана «играет на нервах», а кроме этого танцует, что его любимое блюдо – котлета с картошкой от бабушки и меурав иерушалми (иерусалимская смесь – мясное блюдо из мяса и куриных потрохов), что в зале присутствует тот самый Дед Мороз, который приносил будущему скрипачу подарки, что с первого же дня репатриации в Израиль Вадим почувствовал себя дома – там, где он и должен был быть.
Ведущий вечера – первый секретарь посольства Государства Израиль, доктор Болеслав Ятвецкий задал тон встрече, рассказав известный анекдот: «Если по трапу самолета в Израиле спускается семья репатриантов и ни у кого из них в руках нет скрипочки, то это наверняка семья пианистов!». «Или дирижеров!», – добавил Глузман. Вадим рассказал о том, что его папа – кларнетист, дирижер и мама – музыковед активно не хотели, чтобы их сын занимался музыкой. И это им прекрасно «удалось»: Вадим заболел скрипкой. Год он отучился в новосибирской консерватории, атмосфера которой и потрясающее вдохновение класса Захара Брона с ним до сих пор.
Первое же, что сделал Вадим в Израиле – поехал в Иерусалим на прослушивание к Айзеку Стерну. «Чтобы попасть к этому всемирно известному музыканту, люди записываются за несколько лет. Но я этого не знал, поэтому просто вошел в иерусалимский музыкальный центр и по-русски, потому, как по-другому не умел, заявил женщине в приемной, что буду играть Стерну. На, что она ответила: «Прекрасно. Становись в очередь!». Через секунду открылась дверь: вошел Стерн. Он оглядел меня и сказал: «Иди, разыграйся, и я найду для тебя пять минут». Но прослушивание длилось полтора часа. И после него я вышел уже со стипендией и новой скрипкой: в Тель-Авиве меня ждали, чтобы дать мне инструмент. Потому что то, на чем я играл, назвать скрипкой было нельзя. Но самое главное, что дал мне Стерн, – ощущение, что я ничего не знаю ни о музыке, ни об игре на скрипке. И за это я ему благодарен больше всего.»
Еще одно потрясение юный Вадим пережил у профессора Яира Клесса: «Первый раз за 9 лет игры на скрипке (для 16-летнего это довольно долгий срок), мне на уроке задали вопрос: «А что ты думаешь?». Это ввело меня в абсолютнейший ступор: мне всегда говорили, что и как делать, указывали единственный правильный путь. Часто это, действительно, было правильно. Но просто есть очень много разных «правильно». И когда оказалось, что я имею право выбирать, дискутировать с моим профессором и необязательно мне делать так, как он просит,… это был потрясающий момент! Клесс открыл «ящик Пандоры». Следующие 2 года мы провели в жутких спорах, потому, что мне все это так понравилось!».
Ответил Вадим и на вопрос о скрипке Страдивари 1690 года, на которой он играет уже 20 лет: «За годы отношений с этим инструментом я стал совершенно другим человеком; смею сказать, что и скрипка теперь совершенно иная: мы влияем друг на друга! Я разговаривал на эту тему со многими коллегами, которые имеют возможность играть на выдающихся инструментах, – мнение музыкантов единогласно: это абсолютно живые существа со своим мнением, личностью, настроением. Учиться жить с этим – бесконечный и потрясающий процесс».
Присутствующие просили рассказать о личных переживаниях артиста: волнуется ли он перед концертом, импровизирует или играет все «как положено»? Вадим очень удивился: «Конечно, волнуюсь! Профессионализм не имеет никакого отношения к волнению или его отсутствию. Я же живой пока. Я бы начал очень сильно переживать, если бы я не волновался. И если бы я еще знал, как «положено» играть! Каждый следующий мой концерт отличается от предыдущего. Во-первых, потому, что я живой человек и не способен повторить что-то дважды. Во-вторых, один и тот же концерт я играю с разными оркестрами. Это постоянный диалог: я реагирую на то, что слышу. Если я отвечу оркестру или он мне ответит не так, как я ожидал, – все изменится. Нет двух похожих концертов. Если бы это было так, я бы последовал совету моей учительницы. Когда ей студенты говорили: «Вы знаете, это так трудно», – она улыбалась: «Мой сладкий, хочешь легко – иди работать в банк». Если бы концерты были одинаковы, я бы пошел работать в банк. Никакая запись не заменит концерта: повторить это невозможно. В этом прелесть живого исполнения.
Удивительно теплая встреча закончилась совместным чаепитием. А следующим вечером под впечатлением от личного общения с Вадимом гости посетили гала-концерт. В антракте можно было услышать: «Глузман, конечно, волшебник: играет прекрасно. Но, когда же он приедет опять и будет снова шутить в нашем клубе?».