Персона: Авраам Иегошуа | Израиль для вас

Классик израильской литературы А. Б. Иегошуа побывал в Москве по приглашению Израильского культурного центра. Приводим интервью с писателем, опубликованное в газете «Культура».

АВРААМ ИЕГОШУА, Фото: Сергей ШАПОВАЛ

Израильский писатель Авраам Б. Иегошуа (1936) родился в Иерусалиме, став представителем пятого поколения семьи сефаских евреев. После учебы на факультете еврейской литературы и философии в Еврейском университете в Иерусалиме Иегошуа работал преподавателем. С 1963-го по 1967 год жил и учился в Париже. Ныне он профессор литературы в Хайфском университете. Иегошуа – автор многочисленных романов, рассказов, пьес, эссе, его имя известно за пределами страны. Авраам Иегошуа – обладатель нескольких литературных премий Израиля и за его пределами. Среди его наград такие престижные, как премии Бреннера и Бялика (1989), премия Натана Альтермана, британская премия за лучший роман года («Господин Мани╗, 1992), итальянская премия Джованни Боккаччо (2005), и ряд других. Произведения Иегошуа переведены и изданы за рубежом на 28 языках. На русский язык переведены сборник рассказов и четыре романа: «Пять времен года», «Путешествие на край тысячелетия», «Смерть и возвращение Юлии Рогаевой», «Возвращение из Индии».

- Авраам, начать беседу я бы хотел с вопроса общего плана. Между Россией и Израилем особые культурные отношения, значительное число людей в Израиле говорят, пишут и издают журналы по-русски. Как, по-вашему, следует относиться к литературе, существующей в Израиле: это русская израильская литература или собственно израильская ?

- Отличие эмигрантов из России от приехавших из других стран заключается в том, что они пуповиной связаны с русской культурой. Если мы посмотрим на музыку, балет и другие искусства, которые не привязаны к языку, то увидим, что выходцы из России прекрасно вписались в израильскую культуру. Что касается литературы, то здесь возникло закрытое явление. До сих пор мы не можем говорить о диалоге между израильской и израильской русской литературами. Нужно помнить, что перед израильской литературой стояла крайне важная задача: возрождение национального языка – иврита. Литература стала инструментом для национального возрождения. Поэтому израильские писатели были больше, чем писатели.

- Это роднит наши страны.

- Да, у писателей моего поколения было ощущение миссии, они были проводниками определенных идей. Это относилось не только к собственно литературным произведениям, они выступали в университетах, участвовали во всякого рода дебатах и диспутах. Они выражали свое мнение по самому широкому кругу вопросов, и к этому мнению всегда прислушивались. Именно это обстоятельство сохраняет израильских писателей как некую группу.

- Когда литература начинает выполнять внелитературные функции (она становится проводником национальной идеи, идеи независимости и т.д.), она уходит в сторону от решения чисто эстетических задач, что сказывается на ее качестве. Это относится к израильской литературе?

- Определенная идеология содержится в произведениях Достоевского, Толстого, Камю и многих других, но это, ни в коем случае, не снижает литературного уровня. Правда, я знаю плохую идеологическую литературу, но я знаю и плохую литературу, которая не имеет никакого отношения к идеологии.

- Любой язык – это чудо, подаренное нации. В чем заключается чудо иврита?

- В 30-е годы прошлого века численность евреев в мире составляла восемнадцать миллионов, а в Палестине их было триста – четыреста тысяч, так вот восемьдесят процентов еврейских писателей и поэтов решили приехать в Палестину и писать на иврите. В этом и заключается чудо. Для меня прежде всего важен диалог с моим народом, переводы на разные языки являются лишь дополнением к нему. Если лет через пятьдесят кто-то вспомнит мое имя, это будет представитель моего народа. Я не верю, что меня будут помнить по переводам.

- Как бы вы могли определить суть израильской литературы?

- Французская литература стремится познать мир через отношения мужчины и женщины. Английская литература – через отношения между сословиями. Американская литература рассматривает индивида перед огромным миром. В немецкой литературе всегда присутствует конфликт между серьезной внутренней дисциплиной и ярким гротеском. В израильской литературе главным является вопрос самоидентификации народа – как мы определяем себя в мире. У еврейской самоидентификации нет конкретных границ, их не может определить никто. Мы постоянно проверяем, что такое наше Я. Если русским или французам это понятно, то для еврея, живущего как в Израиле, так и за его пределами, это всегда поиск.

- А у этого процесса есть конец?

- Это очень важный вопрос. Часть евреев живет с другими народами, у них идет постоянный поиск самоопределения. В Израиле, казалось бы, все стало понятно, все определилось, но произошли события, по следам которых мы изменили границы, но не очертили их твердо. Поэтому сегодня даже ребенок не может понять, где проходит наша граница. События опережают нас и заставляют искать собственное самоопределение.

- То есть главным критерием является наличие четкой границы – это моя страна?

- Да, нужно четко знать, где границы твоего дома и твоей страны. Если ты их отчетливо не представляешь, у тебя начинаются неясности. Это касается израильтян. В отличие от евреев, живущих в других странах, израильтянин является абсолютным евреем: он живет в Израиле, он платит там налоги, он служит в еврейской армии, и т.д. Ведь слово «Израиль» – это оригинальное название еврейского народа.

- Но серьезные трудности с самоидентификацией и у евреев, живущих в других странах. Русский поэт Иосиф Бродский имел в паспорте отметку о том, что он еврей. Как быть с этим?

- Для меня, безусловно, Бродский – русский поэт. У него были некоторые еврейские нюансы, но он был русским поэтом. Так же, как Бабель – русский прозаик. Еврейской крови не существует! Во время падения Второго Храма (а это почти две тысячи лет назад) евреев было между четырьмя и шестью миллионами, как получилось, что впоследствии их численность возросла до восемнадцати миллионов? Куда делась эта кровь? Если бы евреи стали расой или народом, число должно было бы исчисляться сотнями миллионов. «Еврейская кровь» – это выдумка Гитлера. Причем выдумка расистская. Если я захочу стать христианином, я пойду в ближайшую церковь и в течение двух дней покончу со своим еврейством. Точно так же, если вы захотите стать евреем, вы пойдете к раввину и после определенных процедур станете евреем, при этом вам не нужно становиться израильтянином. Это народ, который проще всего покинуть и проще всего прийти к нему.

- У вас богатая биография, вы стали участником и свидетелем событий, о которых уже пишут тома и тома. Что вы узнали о человеке как таковом?

- Я очень четко различаю в нашем политическом спектре правых и левых. Правые верят в идеологию, в судьбу, в менталитет, левые, к которым я отношу и себя, верят в изменения, которые они способны привнести в действительность. Я считаю, что мне в жизни очень повезло: я не попал в катастрофу европейского еврейства. Все наши израильские войны, катастрофы и страдания оказываются мизерными в сравнении с той тотальной катастрофой. Я считаю, что мне очень повезло еще и потому, что я участвую в изменении и корректировке процесса еврейской самоидентификации.

- Вы верите, что можно изменить человека после того, что произошло в XX веке, после Гитлера и после Сталина?

- Верю. Я вижу сегодняшнюю Россию, она из страшного тоталитарного государства превратилась в государство, в котором есть по крайней мере видимость демократии. Распался огромный Советский Союз, при этом не пролилась кровь.

- Это взгляд издалека. Россия как раз продемонстрировала, что человеческая природа не так уж изменчива. У Эриха Фромма была работа под названием «Бегство от свободы», в которой он описал механизм отказа от свободы, от ответственности, от необходимости выбора. Этот самый механизм можно было наблюдать в России в течение последних пятнадцати лет: народ с радостью отдал все свои полномочия государству.

- Я беру длинную историю русского народа. Помню о крепостных крестьянах в середине XIX века, о голодоморе 1930-х годов на Украине, о ГУЛАГе и т.д. У меня есть вера в Россию и надежда на нее.

Сергей Шаповал